Тифлисские серные бани

Глава из книги А. Дачника "Баня. Очерки этнографии и медицины".

Избражение на заставке: Вид на Тифлис (Тбилиси), развалины крепости и серные бани. Фотография Д. Ермакова. Начало XX века..

По старинному грузинскому преданию в 5 веке н. э. грузинский  царь Вахтанг Горгасали (440 – 502) заметил,  как раненый олень лечил свои раны в озерце с серной водой. Оценив лечебный потенциал серных источников, царь решил заложить в этом месте город с татарским названием Тепли-су (Теплая вода), или грузинским Твилисо (искаж. Тифлис). Однако в старинной рукописи «Сообщение о Сельджукском государстве…», описывающей завоевание Тифлиса царем Абхаза Бакратом в 1067– 1068 гг., говорится, что бани на источнике горячей воды, которая «никем не подогревается», нагревается «при помощи природного огня», построил Сулейман ибн Дауд  [Садр ад-Дин Али ал-Хусайни,1980]. В Х веке арабский летописец Абдул-Касим-Мухамед ибн-Хаукаль, побывавший в Тифлисе, писал: «Тифлис – город больше вселенной, ибо во всей вселенной не найти таких бань, как в Тифлисе. Вода в них кипит сама, без помощи огня». Баня по-грузински называется «Абано». Температура горячей воды в серных банях Тбилиси составляла от 35°C до 40°C. В Тифлисе XIII века, по описанию персидского географа Аджа’иб Ад-Дунйа, насчитывалась 65 бань. В записках гвардии капитана Языкова о Грузии, сделанных в 1770 году гороится: «За лучшее в Тифлисе почесться могут горячие воды: бьют из горы, и бани каменные со сводами, более ста лет преизрядно построенные, в них сверху свет, и бассейны сделаны из тесаного камня, где людям лежать в одном бассейне, так вода тепла, что едва терпеть можно, а в других холодная и серой пахнет, жители в оных банях моются и сказывают, что женщины в городе от горячих вод телом белы и чисты, а что бани их здоровы в том я сам собою испытал, бывая в них часто».

Бани в Тифлисе (Тбилиси) строились персами, турками и грузинами. В городе есть целый район исторических серных бань, который так и называется Абанотубани («район бань»). Все бани сгруппированы между Метехой, Майданом и Кала (или старою крепостью), на том месте, где находятся горячие источники, давших название городу. Среди самых известных старинных Тифлисских бань – Ираклиевские, Сумбатовские, Бебутовские, Меликовские, Орбеляновские бани.   Бани в Тифлисе (Тбилиси) периодически разрушались от времени или во время нашествий неприятелей, но каждый раз ремонтировались или отстраивались заново. 

Христиане и мусульмане в Тифлисских банях мылись обособленно, старались пользоваться разными бассейнами. Для женщин выделялись особые женские дни  в банях. Тифлисские бани вызывали искреннее восхищение посетителей, и потому в литературном наследии осталось много замечательных описаний этих прекрасных бань. Современник так описывали бани Тифлиса середины XIX века:
«Но бани Тифлисские — истинное наслаждение. Здесь не подогревают воды, а проводят из гор минеральные источники, и вы можете выбирать температуру, какую угодно. Вас введут в чистый предбанник, где и диван, и стол, и зеркало к вашим услугам; оттуда вы проходите в баню. Пол устлан гладким камнем; пар валит из бассейна, куда цедится горячая, серная вода. Распарившись в ванне, вы ложитесь на гладкие чистые доски, и банщик начинает свою операцию: сперва выломает вам члены так, что хрустят составы; но прикосновение его нежно и деликатно; потом положит вас спиной к верху, вскочит на вас и начнет ездить на пятке по всему позвоночному столбу, быстро поворачивается, скользит по членам и только-что не пляшет лезгинку; после вычистит шерстяною перчаткою, посадит и начнет обливать волнами душистой мыльной пены, так, что вы находитесь словно в белом жемчужном облаке; наконец окатит вас несколько раз водою, ударит ладонью по спине и скажет свое обычное «яхшы» (хорошо)» [Воспоминания о Тифлисе, 1847].

Александр Сергеевич Пушкин описал свое посещение тифлисских бань в очерке «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года»:
 «Я остановился в трактире, на другой день отправился в славные Тифлисские бани... горячий, железосерный источник лился в глубокую ванну, иссеченную в скале. Отроду не встречал я ни в России, ни в Турции ничего роскошнее тифлисских бань... Хозяин оставил меня на попечение татарину-банщику. Я должен признаться, что он был без носу; это не мешало ему быть мастером своего дела. Гассан (так назывался безносый татарин) начал с того, что разложил меня на теплом каменном полу; после чего начал он ломать мне члены, вытягивать суставы, бить меня сильно кулаком; я не чувствовал ни малейшей боли, но удивительное облегчение. (Азиатские банщики приходят иногда в восторг, вспрыгивают вам на плечи, скользят ногами по бедрам и пляшут по спине вприсядку.) После сего долго тер он меня шерстяною рукавицей и, сильно оплескав теплой водою, стал умывать намыленным полотняным пузырем. Ощущение неизъяснимое: горячее мыло обливает вас как воздух!.. После пузыря Гассан отпустил меня в ванну; тем и кончилась церемония».

Воздал должное тифлисским баням и французский писатель Александр Дюма-отец (1802 – 1870), путешествовавший по России в 1858-59 гг. («Кавказ», глава XLI «Бани»): «Отчаянные любители прямо бросаются в ванну, нагретую до сорока градусов, и храбро погружаются в нее. Умеренные любители идут в ванну, нагретую до тридцати пяти градусов. Наконец новички боязливо и стыдливо погружаются в ванну, нагретую до тридцати градусов. Потом последовательно переходят от тридцати градусов к тридцати пяти, от тридцати пяти градусов до сорока. Таким образом, они едва замечают постепенное повышение температуры…
На Кавказе есть минеральные воды, температура которых доходит до шестидесяти пяти градусов; они полезны от ревматизма и употребляются только в виде паров. Моющийся лежит над ванной на простыне, четыре угла которой поддерживаются таким же числом людей. Мытье продолжается от шести до восьми — десяти минут; десять минут может выдержать только самый здоровый любитель бани...

Два истязателя, уложили меня на одной из деревянных лавок, позаботившись подложить под голову специальную подушечку, и заставили протянуть обе ноги и руки во всю длину тела. Тогда они взяли меня за руки и начали ломать суставы. Эта операция началась с последнего сустава пальцев. Потом от рук они перешли к ногам; затем дошла очередь до затылка, позвоночника и поясницы. Это упражнение, которое, по-видимому, должно бы было наверняка вывихнуть члены, совершалось удивительно естественно, не только без боли, но даже с некоторым чувством удовольствия. Мои суставы, с которыми никогда не случалось ничего подобного, держались так, будто до того постоянно подвергались подобной ломке. Мне казалось, что меня можно было согнуть как салфетку и положить между двумя полками шкафа, и это нисколько бы не причинило мне боли.

Окончив эту первую часть разглаживания членов, банные служители повернули меня, и в то время, как один вытягивал мне руки изо всей силы, другой плясал на моей спине, иногда скользя по ней ногами, с шумом хлопавшими об пол. Странно, что этот человек, который мог весить сто двадцать фунтов, на мне казался легким, как бабочка. Он снова влезал на спину, сходил с нее, потом опять влезал — и все это вызывало ощущение невероятного блаженства.
Я дышал, как никогда; мои мускулы нисколько не были утомлены, а напротив, приобрели или, по крайней мере, так казалось, что приобрели, гибкость; я готов был держать пари, что могу поднять распростертыми руками весь Кавказ. Далее банщики стали хлопать меня ладонью по пояснице, по плечам, по бекам, ляжкам и икрам. Я сделался похожим на инструмент, на котором они исполняли арию, и эта ария мне казалась гораздо приятнее всех арий «Вильгельма Телля» и «Роберта-Дьявола». К тому же она имела большее преимущество перед ариями из упомянутых мною двух почтенных опер: дело в том, что я никогда не мог спеть куплет «Мальбрука» без того, чтобы не сбиться десять раз с тону, между тем, в такт банной арии я качал головой и ни разу не сбивался. Я решительно был в состоянии человека, который грезит, хотя настолько уже пробудился, что знает, что он грезит, но, находя свой сон приятным, всячески старается полностью не пробуждаться.

На протяжении шести недель, проведенных в Тифлисе, я ходил в персидскую баню каждый третий день. Почему Париж, этот город чувственных наслаждений, не имеет подобных бань? Почему ни один делец не выпишет хотя бы двух банщиков из Тифлиса? Тут, конечно, и польза была бы, и барыши».

Русский военный писатель, член Русского географического общества генерал от инфантерии Мелентий Яковлевич Ольшевский также оставил описание тифлисских серных бань, в том числе и их важной роли в жизни грузинских женщин:
 «Тифлисские бани разнятся от наших русских устройством, одинаковой степенью температуры, во всякое время дня и года, и способом в них мытья. Банщики, преимущественно персиане, - не только с особенным искусством, умеющие обдавать вас мылом и тереть, но если желаете, то помнут ваши члены и прогуляются на корточках по разным направлениям вашего тела.

Бани для женского пола среднего грузинского сословия составляют высшее развлечение и удовольствие. Будучи стеснены строгими обычаями восточной семейной жизни, женщины изыскивают перед мужьями, родителями и родственниками разные средства, чтобы почаще бывать в бане, сговариваются с своими подругами и таким образом проводят и посвящают в них целые часы «лапаракам» или разговорам и пересудам. А грузинки способны поболтать и посплетничать не менее наших кумушек, что им более простительно, потому что они несравненно более испытывают стеснений и менее свободны в своих действиях и поступках, нежели наш прекрасный пол» [Ольшевский М.Я., 1894].

Описания тифлисских бань XIX века современниками столь красноречивы, что мы приводим их целиком, без редакции, чтобы читатель мог в полной мере ощутить уникальную атмосферу того времени.  Русский офицер, разведчик и писатель Федор Федорович Торнау (1810 – 1890) так рассказывает о банях Тифлиса первой половины XIX века:
«К числу более осязательных и каждому душевному настроению доступных удовольствий принадлежали тифлисские бани, построенные на горячих серных источниках, по-грузински «типлис», давших начало названию города. Они занимали немаловажное место в быту туземного населения, посещавшего их не по одной надобности, но и в смысле приятного препровождения времени. Четыре бани, между которыми лучшею считалась баня, носившая название «архиерейской», потому что доходы с нее поступали в пользу тифлисского архиерея, никогда не оставались пустыми. Летом они посещались преимущественно от заката до восхода солнца. Поочередно две бани отводились для женщин, а две оставлялись в распоряжении мущин.
Наружным видом тифлисские бани мало отличались от других восточных купальных заведений, построенных на один общий образец. За длинным, темным входом просторная ротонда, получающая свет через окна, пробитые в куполе, посреди ротонды бассейн студеной воды с фонтаном, по сторонам глубокие ниши для раздевания, примыкающие к одной общей и к двум или трем отдельным купальням, в которых из стены бил горячий ключ. Широкие каменные скамьи, застланные циновками и тюфяками, были расположены в нишах для отдыха после бани.
В Турции мне случалось видеть публичные бани красивее и богаче, но что касается до искусства мыть, растирать и переминать суставы так приятно, что купающийся погружался в какое-то неопределимо-сладостное изнеможение, тифлисские банщики не находили равных себе. Лучшие из них набирались в Персии, откуда они охотно переходили в Грузию, дороже ценившую их талант.
Банщицы, носился слух, не уступали им в искусстве костомятной манипуляции и поэтому неудивительно, если тифлисские красавицы, не имея большого выбора в удовольствиях, любили нежиться в банях и проводить в них целые вечера в обществе своих приятельниц. При тогдашней строгости грузинских обычаев, мущине не позволялось даже близко подойти к бане, отданной в распоряжение женщин, и всякая попытка нарушить запрещение повлекла бы за собой весьма неприятные последствия для нескромного искателя приключений.
Но одна отдельная купальня не отнималась по четвергам у посетителей мужского пола, несмотря на присутствие женщин во всех прочих отделениях. К тому же ниша для раздевания, принадлежавшая к этой купальне, отделялась от ротонды, занятой женщинами, одною темно-зеленою саржевою занавесью. И странное дело: женщины, отнюдь не из категории легконравных, недоступно стыдливые во всякое другое время, на улице закутанные в чадру до бровей, нисколько не смущались, чуя за колеблющеюся занавесью нескромный глаз незнакомого пришельца, и мелькали по ротонде в том разоблаченном виде дианиных нимф, из-за которого Актеон так горько пострадал. А из молодых грузинок и армянок, могу поручиться, весьма немногие по наружности не годились прямо в свиту к целомудренной богине. Мало кому из русских был известен этот непонятный четверговый обычай, туземцы про него не рассказывали, и поэтому он укрывался от внимания большинства тифлисской публики. В другой женский день, в субботу или понедельник, не пропустили бы мущину через порог этой бани, а в четверг ничего не значило. «Такой закон», - объявлял смотритель бани; «такой закон», — утешали себя молодые купальщицы; и этим мудрым словом, решающим на Востоке каждый запутанный вопрос, устранялись все дальнейшие сомнения [Торнау Ф.Ф., 2002].

Конечно, было бы несправедливо не привести эмоциональное описание азиатского массажа в Бебутовских банях Тифлиса перовой половины XIX века писателя, офицера и дипломата барона Федора Федоровича Корфа (1803 – 1853):
«За рубль серебром отводят вам отдельную баню с принадлежащим к ней парельщиком. Чистота в этих заведениях замечательна. Горячая вода добывается из серного источника и не нуждается в искусственном нагревании. Обширная мраморная ванна так мне понравилась, что, не говоря ни слова, я быстро бросился в нее, но
еще скорее выскочил оттуда, испугавшись высокой температуры воды: мне показалось, что я сунулся в кипяток. Эта эволюция не понравилась парельщику, который повелительным знаком дал знать, что надобно без потери дорогого времени  отправляться в ванну. Я, было, призадумался, но, видя, что он приближается ко мне, и, думая, что он хочет силою посадить меня, счел за лучшее сделать это по доброй воле и потихоньку начал спускаться в горячую воду.
На этот раз она показалась мне сноснее, и по мере того как тело свыкалось с нею, я почти сомневался в истине первого моего впечатления. Наконец дошло до того, что я с трудом мог расстаться с ванной: так было в ней приятно. Но мне опять показалось, что деспотический парельщик хочет употребить против меня материальную силу, рассчитывая, что я уже получил теплотвора на весь целковый. Вышед из ванны, я попался в руки этого палача, который принялся ворочать меня как бездыханный труп и тереть шерстяной рукавицей, слегка помоченной водою. По окончании этой церемонии, он отправил меня ненадолго в ванну, после чего начал намыливать посредством полотняного мешка, в который кладется кусок мыла. Это мыло сперва трут, смачивая водою; потом дунут в отверстие, сделанное в мешке, и мешок надувается как пузырь; из поров полотна выступает наружу легкая и белая пена, которая, как теплый снег, падает на тело и производит чрезвычайно приятное ощущение. После того, снова погружают вас в ванну, и тут уже начинается главная работа, полный курс банной гимнастики.
Парельщик, схватив свою жертву, обращается с вами совершенно как с неодушевленною вещью, ворочает во все стороны по своему произволу, вытягивает вам руки и ноги, ломает их в суставах, трет, жмет, колотит по спине, по груди, по бокам, заставляет принимать самые странные положения; шум и треск ужасный: кажется, не остается ни одной целой косточки, а между тем вы не только не почувствуете ни малейшей боли, но еще рады бы начать да-капо всю эту  комедию. Статья бань доведена здесь до высочайшей степени совершенства.
Грузины утверждают, что даже сам султан турецкий завидует им в обладании такими искусными парельщиками и, если бы мог, охотно променял бы Стамбул на Тифлис. Как бы то ни было, тот, кто побывал в Тифлисе, долго будет вздыхать по этом азиатском наслаждении. [Корф Ф.Ф., 1838].

К оглавлению книги А. Дачника "Баня. Очерки этнографии и медицины".